«Маршалс Асахи» или путешествие в мир каратэ. 13.05.2011
Самый длинный путь начинается с первого шага… Когда решаешься сделать этот шаг, часто даже представить не можешь, что из этого получится, какую дорогу ты себе выбрал. Ты двигаешься вперёд, преодолеваешь всевозможные преграды, встречающиеся на пути, а через какое-то время понимаешь, что эта стезя стала смыслом всей твоей жизни. Вот тогда становится интересно вспомнить уже пройденный тобою путь, начиная с этого самого первого шага… Смыслом моей жизни стала практика единоборства, известная под именем «каратэ», а одним из воплощений моего труда, стало создание, в содружестве с другими единомышленниками, Спортивного Центра «Маршалс Асахи». Этот Центр можно сравнить с верхушкой айсберга, которая, уходя под воду, состоит из множества событий. Мой рассказ коснётся некоторых из них, для того, чтобы статичная картина обрела некоторые краски и стала динамичной, понятной и интересной для тех, кто чего-то не знал или о чём-то не догадывался. Всё написанное здесь – только моё субъективное мнение, с которым кто-то вполне может быть не согласен.
За Луну или за Солнце? Интерес к Японии, как оказалось, заронили в меня ещё в детском саду, когда мне загадали загадку: «Ты за кого, за Луну или за Солнце?». Я тогда подумал, что горячее Солнце лучше, чем холодная Луна и ответил: «Я за Солнце»! «Ага! – радостно закричал спрашивающий мальчишка – Ты за Солнце! За пузатого японца! А я – за Луну, за Советскую Страну!» Я был подавлен – оказывается я не за свою Родину, а за Японию! Но я же просто сказал правду, Солнце мне нравилось больше, чем Луна! Так я впервые столкнулся с «загадками бытия», а заодно мне предсказали дело всей моей жизни – увлечение японским боевым искусством. Ведь с того самого дня всё, что хоть как-то было связано с Японией, вызывало у меня необъяснимый интерес – видимо я пытался ответить сам себе на вопрос, почему же я за пузатого японца, а не за Советскую Страну. К тому же, став взрослее, я удивился, узнав, что Японию всегда называли Страной Восходящего Солнца! Шли годы, я уже учился в 5-м классе, когда вдруг решил посмотреть фильм «Знамёна самураев». Просто шёл мимо кинотеатра «Блазма», увидел афишу с изображением вооружённых копьями всадников, понял, что сеанс начнётся через 10 минут, купил билет и занял своё место в полупустом зале. Кто такие самураи я не знал, подумал, что так называется племя индейцев, подобно племенам команчей, гуронов, апачей или могикан – меня ожидал сюрприз. Уже через несколько минут происходящее на экране так увлекло меня, что я полностью растворился в этом, неведомом мне ранее, мире японских воинов. Какому мальчишке не нравилось смотреть фильмы про войну? Я тоже не был исключением, к этому моменту я уже видел достаточно фильмов про войны различных эпох и стран, но ничего подобного я никогда не испытывал. Я был восхищён отношением самураев к своему долгу, врагам, смерти, очарован их боевым искусством, которое не походило ни на что, виденное мною ранее и увиденное позже. Буквально через пару месяцев, уже по телевизору, я увидел фильм производства ГДР (Германской Демократической Республики) «Я вам покажу», в котором мой немецкий ровесник начал заниматься дзюдо, чтобы заслужить уважение одноклассников. В своих грёзах он выходил бороться с японским чемпионом и побеждал его чистым броском! Я ему тогда очень завидовал – ведь он занимался японской борьбой, он прикоснулся к наследию самураев, следовательно, сам был «немного японцем». Кроме того, он успешно решил проблемы, которые возникали и у меня, значит, и я бы мог добиться того же, оставалось только заняться дзюдо.
Совершенно неожиданно моё желание сбылось – в сентябре 1976-го года, перейдя в 6-й класс, я записался в секцию борьбы дзюдо ДСО «Даугава» и это стало частью моей жизни. Три раза в неделю я мчался в клуб, на улицу Вингротаю, взлетал по длинной лестнице на самых верхний этаж, и полтора часа жил в мире сильных людей, воплощением которых стали мои первые тренера – Сергей Анатольевич Великотный, Арис Николаевич Рудзитис и Анатолий Иванович Орлов. Хотя я раньше ничем не занимался, было очевидно, что дзюдо не было похоже ни на что – мы кланялись, заходя в зал, поклоном приветствовали тренера, боролись босиком, а так же изучали болевые и удушающие приёмы, то есть реально учились выводить своих противников из строя голыми руками. Это было настоящее боевое искусство, ограниченное правилами спортивной борьбы. Я всегда любил читать, был записан в трёх библиотеках, но сейчас сконцентрировался только на поиске литературы, которая хоть как-то могла помочь мне больше узнать о дзюдо. В эти «раскинутые сети» тогда попадали огромные пласты информации, начиная от истории спорта и спортивной борьбы до художественной литературы японских авторов. Но самой яркой находкой стала книга голландца Хэйна Эссинга «Дзюдо», в которой были описаны все основные приёмы в стойке и партере (борьба лёжа), а также краткая история возникновения и развития дзюдо. Чтобы всегда иметь под рукой эти сведения, я сделал копию (в 1977 году ещё не существовало современной копировальной техники) – перерисовал в общую тетрадь фотографии бросков (а потом и действий в партере) и переписал от руки весь сопроводительный текст. Большое впечатление на меня произвело и то, что все приёмы имели японские названия, которые запоминались «сами собой»! В конце книги был словарь японских терминов, побуждающий ознакомиться с японским языком. Словом, увлечение спортивным дзюдо, плавно переросло в увлечение японской культурой и историей, а так же к увлечению японскими боевыми искусствами. Через год занятий дзюдо, когда у меня уже что-то начало получаться, мой друг Игорь Врублевский, живущий по соседству, предложил мне пойти заниматься в «клуб каратэ». Оказалось, в его школе (22-я средняя) уже год занимается группа каратэ, которую тренирует десятиклассник, а сейчас они вывесили объявление о наборе новичков. Поскольку тренировки там не пересекались с моими тренировками дзюдо в «Даугаве», я согласился. Мы с Игорем были единственными, кто пришёл в назначенный час в спортивный зал. С нами занимался сам «Учитель» (кажется, его звали Костя), тренировка имела ярко выраженный силовой характер, с которым мы справились без особого труда (Игорь имел опыт занятий вольной борьбой), и были зачислены в группу. Все свои знания Костя черпал из зарубежных самоучителей, которые по большому блату и за большие деньги можно было приобрести, и какое-то представление о том, что такое каратэ, я приобрёл уже тогда. Кстати, в этой же группе начинал тренироваться Алексей Гришковец, через несколько лет ставший известным динамовским бойцом.
В сентябре 1978-го года я перешёл в специализированный спортивный класс 56-й средней школы, и всё моё время без остатка было заполнено практикой дзюдо. Каждый день, рано утром мы приезжали в клуб на первую тренировку, затем ехали в школу, после учёбы готовили уроки в «продлёнке» и ехали в клуб на вечернюю тренировку, «прихватывая» занятия младшей группы и оставаясь на тренировку взрослых спортсменов. Таким образом, ежедневно мы проводили в зале не менее шести часов интенсивных тренировок! Это положительно сказывалось на спортивных результатах, но тренировки каратэ пришлось прекратить. Однако, Игорь держал меня в курсе происходящего – летом того года Костя зарегистрировал свою «группу» у Сергея Травина и они «влились» в школу Сэн Э, слава о бойцах которой через год прокатилась по всей республике. Каратэ тогда получило «зелёный свет», во всех журналах и газетах писалось о том, как благотворно занятия каратэ влияют на людей всех возрастов, поэтому в группы каратэ народ повалил толпами. Правда, тогда ещё были возрастные ограничения – занимались только со взрослыми, а Игорь Врублевский стал первым 14-тилетним каратистом латвийского филиала школы Сэн Э. От получаемой информации его буквально «распирало», поэтому он часто приходил ко мне «в гости», рассказывая и показывая то, что они успели пройти. Этот показ стихийно перерастал в тренировки, которые заканчивались всегда одинаково – мы наматывали полотенца на кулаки и переходили к свободным боям в полный контакт, маневрируя между мебелью. Бои заканчивались, когда кто-нибудь из нас (чаще всего я) пропускал «смертельный удар». Тогда мы, растирая ушибленные места, усаживались за стол, и пили чай, беседуя на различные «японские» темы. Именно тогда я узнал про стили каратэ и «кунфу», о Брюсе Ли и Масутацу Ояме, Гичине Фунакоши, о съёмках фильмов «В зоне особого внимания» и «Пираты ХХ-го века», в которых снимались «бойцы школы»… Другим «каналом информации» был один из наших тренеров, Арис Николаевич Рудзитис, судья международной категории, регулярно выезжающий за границу на престижные турниры. Из каждой такой поездки он возвращался с целым ворохом журналов и рассказами о техническом арсенале ведущих дзюдоистов. Вернувшись из Токио с турнира, посвящённого 100-летию дзюдо, он показал нам (кроме всего прочего) журнал «Будо», в котором на каждом развороте помещались три великолепные фотографии видов японских единоборств, а также фото их создателя или главы организации. В комбинации с японскими иероглифами всё это имело такую энергетику, что от страниц исходило почти осязаемое мерцание! Наряду со знакомыми дзюдо, каратэ, сумо, айкидо и кэндо, я впервые увидел и узнал о кюдо, нагината, дзюкэндо, иайдо… Особенно меня впечатлили фото шоринджи кэмпо, где на фоне живописных японских гор, мастера демонстрировали удары ногами, перепрыгивая через своих противников! Тогда я ещё не знал, что «Будо» означает «Путь воинского искусства», а думал, что всё это как-то связано с Дзэн-буддизмом.
Кроме того, Рудзитис тренировал «блатную» группу, которая занималась рано утром, до начала нашей первой тренировки и состояла из нескольких взрослых дядек-милиционеров. Иногда, когда удавалось проникнуть в зал пораньше, я подглядывал, что именно они изучают. Это была смесь дзюдо, айкидо и каратэ – словом то, что потом назовут «рукопашкой», и некоторые приёмы мне тогда удавалось запомнить, а потом и отработать с друзьями. Это было время постоянных маленьких открытий – каждый прожитый день приносил какие-то новости, которые я впитывал в себя, как губка. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел, кто-то что-то умел, кто-то о чём-то догадывался, кто-то что-то придумывал или изобретал – из этого складывалось то, что впоследствии стало приобретать очертания стройной и единой боевой системы. Вскоре для меня стало очевидным, что практика дзюдо мне интереснее для самосовершенствования, а не для достижения спортивных вершин – я не стремился быть чемпионом. Если мне встречался сильный соперник, то мне было всё равно, где я одержу победу над ним – в финале республиканского первенства или в тренировочной схватке. Однако, наши тренера считали иначе, им как раз нужны были чемпионы, поэтому наши тренировки стали больше походить на натаскивание. Из огромного технического арсенала выбирались немногочисленные действия – «коронные приёмы» и мы часами отрабатывали их из различных положений, в различных «стандартных ситуациях». Недели складывались в месяцы, месяцы – в годы, а тренировки не отличались разнообразием. Нельзя сказать, что это было плохо – я и сейчас, тридцать лет спустя, с лёгкостью выполняю эти действия, но такая рутина начинала приедаться. Между тем, Игорь прогрессировал в каратэ, продолжая свои рассказы и показы, агитируя снова начать заниматься с ним. Прикинув, что вполне смогу выкроить три вечера в неделю, я согласился и начал тренироваться в младшей группе у Сергея Ивановича Пантелеймона. .Тренировки каратэ (тогда) не шли ни в какое сравнение с тренировками дзюдо. Отношение занимающихся было совсем другим, дисциплина – железной. За три пропуска тренировок в течении месяца без уважительной причины «прогульщика» выгоняли. Такой же «штраф» ждал тех, кто не проявлял должного рвения на тренировках, не выполнял контрольных нормативов в физической и технической подготовке, нарушал дисциплину (для этого достаточно было обронить лишнее слово партнёру). Тренировки проходили в школьных залах, а так же на взморье в Калнгале (с апреля по ноябрь) в любую погоду. Нам устраивали естественный отбор по принципу «выживает сильнейший» - максимум общефизических нагрузок (кроссы, прыжки, отжимания), «самурайские игры» (когда группа, разделившись на две команды, «мутузили» друг друга в борьбе за мяч или защищая свою «зону») и изнуряющая отработка базовой техники в стойке всадника (киба-дачи). Но, видя перед собой в качестве примера, самого Пантелеймона или его старших учеников – Вячеслава Семенкова, Олега Сидорчука, Алексея Лупова, Александра Лосева, мы готовы были сносить любые тяжести и лишения. Чем сильнее я углублялся в постижение каратэ, тем меньше меня привлекало спортивное дзюдо. Я по прежнему посещал тренировки в «Даугаве», боролся на соревнованиях, но мне было интересней заниматься по «своей» программе, отрабатывая то, что нам не показывали, считая «бесперспективной техникой» с точки зрения применения её на соревнованиях. К тому времени Сергей Великотный работал в Алжире, готовя национальную сборную к московской Олимпиаде, Арис Рудзитис был в постоянных разъездах, а главным тренером назначили молодого Анатолия Орлова. С него требовали результатов, поэтому все наши тренировки сводились к подготовке к нескончаемым соревнованиям – ничего нового нам давно не показывали. Я считал себя «должником», поэтому продолжал участвовать во всех соревнованиях, в которые меня заявляли, пока не закончил учёбу в школе. Вместе с аттестатом я получил звание «Кандидата в Мастера Спорта СССР» по дзюдо (коричневый пояс) и прекратил активные борцовские тренировки, полностью переключившись на каратэ.
«Охота за мечами» по-советски.
Каждый, кто хоть немного читал про историю каратэ, знает, что на её родине, острове Окинава, существовал запрет на ношение оружия. Когда Окинаву захватил японский самурайский клан Сацума, была объявлена «Охота за мечами» (Катана гари), дабы пресечь любую попытку местных жителей устроить мятеж. Утверждают, что именно это обстоятельство подогрело интерес к занятиям каратэ и подняло окинавскую технику рукопашного боя на небывалую высоту. По иронии судьбы, каратэ в Советском Союзе ждало подобное отношение со стороны властей. Однако, обо всём по порядку…
Шёл 1981-й год, за «железный занавес», который отделял «социалистический лагерь» от остального мира, запрещённая информация проникала во всё больших объёмах. К этой информации тогда относилось всё, что противоречило нормам «социалистических реалий жизни» и не укладывалось в «моральный кодекс строителя коммунизма» - фильмы, книги, музыка и песни, религия, молодёжные течения и идеология. Поначалу к каратэ относились благосклонно, журналы и газеты поднимали свой рейтинг, публикуя материалы «заочного обучения», историю возникновения и т.п., режиссёры обеспечивали своим фильмам кассовые сборы, включая кадры с демонстрацией постановочных боёв, а книги, подобные «Принципу каратэ», становились бестселлерами. После того, как основатель Сэн Э Алексей Борисович Штурмин, зарегистрировал Федерацию Каратэ Советского Союза (1979 год), во всех республиках каратэ стали преподавать легально, взяв курс на развитие его, как нового и перспективного вида спорта. Но очень скоро отношение к каратэ со стороны властей кардинально изменилось, а причин для этого было несколько. Насколько могу судить я, основных причин было две – идеологическая и финансовая. Во-первых, вокруг «Учителей» образовывалось мощное ядро «личных» учеников, которые сами набирали многочисленные группы «новичков», а вся эта «армия» беспрекословно подчинялась «Учителю», чьё слово было законом. Такие «школы» (которые впоследствии стали обзывать «сектами») стали напоминать «государство в государстве», а правящие классы всегда пресекают любые попытки отнять у них «монополию на власть». Эти опасения не были беспочвенны – именно в то время в социалистической Польше начались политические волнения, а одной из основных сил оппозиционного движения «Солидарность» стали группы молодых людей, практикующие каратэ. Во-вторых, тренировки каратэ всегда были платными – и тогда, когда занимались «в подполье», и тогда, когда была образована официальная Федерация. Здесь также чувствовался сильный контраст – мои занятия дзюдо всегда были бесплатными, нас бесплатно вывозили на соревнования в другие города, бесплатно снабжали талонами на питание во время сборов, а особо перспективным спортсменам даже выплачивали стипендию. За месяц тренировок каратэ нужно было платить от 10-ти до 25-ти рублей (при среднестатистической зарплате в 190 рублей), а это было недёшево. Нетрудно подсчитать, что за вычетом аренды зала, которая не превышала ста рублей (а за тренировки на море аренду не приходилось платить вообще), группа, в составе 100-150-ти (это «средняя» численность для того времени) человек, приносила очень солидный доход. Никаких налогов государству с этих сумм не платилось, средства распределялись внутри «школы» «по справедливости». Именно в этом и лежала причина всех дальнейших расколов клубов, ассоциаций и федераций, именно поэтому разошлись пути Алексея Штурмина и его старшего ученика Тадеуша Касьянова, который затем добавил в заповеди своей «школы» наиглавнейший пункт: «Старший всегда прав!», назначив старшим себя. Кроме того, талантливые спортсмены-каратисты (как и представители других видов спорта), не всегда становились солдатами, милиционерами или дружинниками (добровольные отряды по поддержанию общественного порядка), многих «потянуло» в криминал, начиная от банальной спекуляции (фарцовки) до организованной преступности (которая тогда только начинала зарождаться). Обо всём этом власти знали, поэтому было решено плавно перенаправить «движение каратэ» на строго контролируемые рельсы. Попытка как-то контролировать все группы каратэ ни к чему не привела, поэтому вначале ограничили работу профсоюзных спортивных клубов и обществ, а потом стали наводить порядок и в ведомственных спортивных организациях Министерства Внутренних Дел, Советской Армии и Военно-Морского Флота. Когда, в 1982-м году к власти пришёл Ю.В. Андропов, по стране прокатилась волна борьбы с преступностью и правонарушениями, сильно задевшая и каратэ. В тюрьму отправились такие известные тренера, как Штурмин (Москва), Илларионов (Ленинград), в газетах и журналах стали публиковать разоблачительные статьи о вредности каратэ вообще (как чуждого нам вида спорта), так и о нечистых на руку «дельцах от каратэ» в частности. Апогеем этой компании стало издание Спорткомитетом СССР в 1984-м году приказа за номером 404 о запрете на обучение каратэ во всех спортивных обществах страны, а в Уголовном Кодексе СССР появилась статья 219 – Незаконное обучение каратэ, которую я приведу полностью: «Нарушение установленных правил открытия секций спортивного каратэ или набора в них граждан, либо обучение в секциях приёмам, запрещённых спортивными правилами, а также самовольное, без разрешения соответствующих органов, обучение приёмам каратэ, совершённое после административного взыскания за такие же нарушения, - Наказывается лишением свободы на срок до двух лет или штрафом до трёхсот рублей, а при наличии корыстной заинтересованности – штрафом до пятисот рублей. Те же действия, совершённые лицом, ранее судимым за незаконное обучение каратэ, либо связанные с получением материальной выгоды в значительных размерах, - Наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества или без таковой.
О том, что над нашими головами сгущаются тучи, я даже не догадывался – всё свободное время проводил в залах и на взморье в Калнгале, изучал нескончаемый поток литературы по боевым единоборствам, конспектируя то, что мне представлялось тогда наиболее интересным. Денег для приобретение этих «фолиантов» у меня не было, поэтому по отработанной уже технологии, я сделал себе копии книг Оямы (каратэ Кёкушинкай), Накаямы (каратэ Шотокан) и Шиоды (айкидо Ёшинкан), которые сохранились у меня до сих пор! Сейчас мне непонятно, откуда у меня взялось столько упорства для того, чтобы самостоятельно перевести со словарём, переписать от руки и срисовать иллюстрации с сотен книжных страниц. Это объясняется только фантастическим фанатизмом и желанием овладеть всеми этими знаниями. Кстати, впоследствии это могло стать неопровержимым доказательством моего противоправного изучения каратэ, и грозило реальным тюремным сроком, но мне даже в голову не пришло уничтожить этот «компромат». Руководитель латвийского филиала Сэн Э Сергей Травин заблаговременно позаботился о «правовом статусе» своих групп и инструкторов – вначале он возглавил «отделение каратэ» в СКА (Спортивном клубе Армии), а затем поставил своего товарища Александра Шестакова на аналогичную должность в «Динамо» (ведомственный спортивный клуб Минестерства Внутренних Дел). Таким образом, первая «волна» запретов Школу Сэн Э не затронула, загнав обратно в «подполье» представителей «оппозиции». Первоначально Сергей Пантелеймон числился в инструкторах СКА, ещё и поэтому я достаточно легко принял решение «переключиться» с дзюдо на каратэ. Дело в том, что клуб «Динамо» всегда был нашим главным конкурентом на соревнованиях, первенство в командном зачёте периодически переходило «из рук в руки», поэтому оказаться в «Динамо» я не хотел ни под каким видом. В то время у нас были свои представления о порядочности, а подобный поступок однозначно расценивался как предательство. К слову сказать, таких поступков никто и не совершал – ни спортсмены, ни тренера (никто не заманивал чужих перспективных учеников посулами о «лучшей жизни»). Оставив тренировки дзюдо, я ушёл в «третий» клуб, формально не «усилив» команду конкурентов и не вступил в борьбу с бывшими одноклубниками. Однако, некоторое время спустя, из-за внутренних противоречий, Пантелеймон «ушёл» из СКА Травина в «Динамо» Шестакова. Этому уходу предшествовало «собрание» старшей группы, на котором Пантелеймон вкратце обрисовал обстановку и предложил всем «определиться самостоятельно» в каком клубе остаться. В СКА остались Семенков, Сидорчук, Лупов, братья Соколовы и другие талантливые ученики Пантелеймона, а в «Динамо» ушли Лосев, Григорян, Крувесис, Пашек, Яросевич, Титаев… Я оказался в трудном положении – с одной стороны не хотелось «записываться в динамовцы», а с другой – не мог допустить потерю любимого учителя, которого мы буквально боготворили (в этом возрасте тренер становится авторитетнее родителей). Проведя несколько дней в раздумьях, я решил, что занимаясь другим видом спорта, я не предам интересов «Даугавы», если буду числиться в «Динамо» и продолжил тренировки у Пантелеймона.
В это же время в тиски прокрустова ложа начали укладывать и каратистов Сэн Э. Пантелеймон инструктировал нас: «Меньше болтайте о том, что занимаетесь каратэ. Если вас кто-то спросит об этом, отвечайте, что сдаёте нормы ГТО – получили серебряный значок и тренируетесь для того, чтобы сдать нормативы на золотой». Мы бесконечно меняли залы и, в конце концов, нас распустили, обещав уведомить телефонным звонком об очередном месте сбора, но так и не позвонили. Игорь Врублевский, который с самого начала занимался у Травина и был «армейцем», не мог помочь мне найти «динамовца» Пантелеймона, а идти заниматься к кому-то другому я не хотел. Полтора года я со своими лучшими друзьями, Александром Зубковым и Валерием Калмыковым, занимались самостоятельно. Вот тогда и пригодилось то, что я «запасал впрок» - на основе того, что нам показывали в залах дзюдо, каратэ, чему учил меня Игорь Врублевский, что мы вычитывали из книг, мы выстраивали собственные методики и импровизировали на темы кумитэ, самостоятельно разбирались и изучали новые ката. О том, чтобы опустить руки и ждать, когда нас прибьёт течение жизни, не могло быть и речи – мы гребли наперекор всем преградам, держась своего выбранного курса. Именно тогда я, неожиданно для себя, «дебютировал» в качестве тренера. На одной из наших самостоятельных тренировок в Калнгале к нам подошёл взрослый мужчина и, отвесив вежливый поклон, попросил разрешения тренироваться вместе с нами. Мы не стали ему отказывать, после занятий разговорились – оказалось, что он уже давно самостоятельно пытается овладевать техникой, в качестве самоучителя используя книгу Масатоши Накаямы «Динамика Каратэ». Про эту книгу я много слышал, видел её рекламу в зарубежных журналах, но «держать е в руках», а тем более читать, мне ещё не доводилось. У нас была копия первого тома «Лучшее Каратэ», которая стала основным методическим пособием, поэтому мы с радостью приняли в свою маленькую группу «нового ученика». Звали его Александр, мы с ним условились увидеться «на том же месте, в тот же час» завтра и попросили привести с собой книгу. На следующий день несколько часов кряду шёл сильнейший ливень, однако мы сели в электричку и поехали на море. Зонты гарантировали лишь сухость головы, промокшие до нитки, мы вышли на пляж, понимая, что нормальный человек в такую погоду на встречу не явится. До условленного места было ещё около километра, видимость из-за плотной стены дождя ограничивалась, однако мы упорно двигались вперёд. И вот вдалеке замаячила чья-то одинокая фигура – это был Александр! У него не было никаких сомнений в целесообразности приезда – мы же договорились (мобильников тогда не было, созвониться и перенести встречу мы не могли). Примостившись на коряге и укрывшись зонтами, мы рассмотрели книгу – это была переплетённая копия, машинописный русский перевод без фотографий и иллюстраций. Особенно обидно было читать подписи под отсутствующими фото, подобные этой: «инструктора Шираи и Уэки, безмолвная дуэль взглядов перед кумитэ».
Воображение у нас работало хорошо, картинки рисовались самые фантастические, поэтому мы уже тогда не были скованы жёсткими рамками ортодоксальности стиля. На ливень мы не обращали никакого внимания – от нас уже валил пар! Переодевшись, мы провели запланированную тренировку. Для нас в этом эпизоде не было ничего необычного. Ни то, что к нам обратился незнакомый человек, ни то, что у него оказалась книга, которой мы «бредили», и уж конечно, самым прозаичным был факт тренировки под проливным дождём – всё это было отличительными чертами того времени. Между тем, приближалась осень, а с ней и необходимость поисков места для тренировок. И тут нас ещё раз удивил Александр – он предложил нам приходить в помещение «Красного уголка» по месту его работы, на Рижском Дизельном Заводе. Оказывается, что он со своими товарищами уже год тренируется в этом помещении самостоятельно, единственным условием было «взять над ними шефство» и проводить совместные тренировки. Поскольку, теоретических знаний, в ту пору, больше было у меня (техника у меня, Зубкова и Калмыкова была одинаковой), «тренером» решено было выбрать меня. В нашей группе насчитывалось семь человек, помещение нас вмещало, на проходной мы говорили «пароль»: - «Я из ансамбля», и беспрепятственно проходили. Тренировки я строил по привычному сценарию – физическая подготовка, растяжки, отработка базовой техники, причём, пока «основная масса» не овладевала заданием хорошо, новую технику я не показывал. Сейчас я понимаю, что был излишне требователен к своим взрослым «ученикам», которые были старше меня вдвое. Меня может оправдать только моя неопытность, «юношеский максимализм» и то, что в дальнейшем мои «ученики» легко влились в старшую группу Пантелеймона – основы были заложены мною правильно! То, что за это можно было брать плату, мне даже в голову не пришло – мы же были «братьями по оружию», по моему глубокому убеждению, в отношениях близких людей не должно быть места меркантильности. Так прошёл год, стало очевидно, что самостоятельные тренировки себя исчерпали – нам не хватало новых знаний, и было принято решение заняться поиском «настоящей группы». Весной 1982-го года нам удалось «напасть на след» такой группы – мы узнали «время и место» набора новичков.
К тому времени легальные тренировки были запрещены даже в Сэн Э – тренироваться в кимоно (то есть на законном основании) могли только сборные СКА и «Динамо», все остальные маскировались под «группы здоровья». Мы с Зубковым переступили порог школьного спортивного зала и я «нос к носу» столкнулся с Пантелеймоном, облачённым в спортивный костюм с баскетбольным мячом в руках! Мою растерянность невозможно описать – во-первых, я никак не мог предположить, что я снова его найду (тем более так неожиданно), во-вторых, я привык видеть его в кимоно с красным поясом, а тут вдруг такое! «Ты куда пропал?» - спросил он меня, я коротко обо всём рассказал. Между тем, в зале построились две группы – новички и старшие, «Здесь тебе делать нечего – кивнул Пантелеймон на новичков – становись к старшим, посмотрим, чему ты научился!». Ничего «особенного», чего бы я не знал, «старшие» не делали, я легко всё выполнял, «вкладываясь» в каждое движение, а среди новичков так же «блистал» Зубков, выделяясь уверенными наработками базовой техники. После тренировки Пантелеймон сказал мне: - «Здесь тебе тоже нечего делать, приходи завтра на тренировку юниорской сборной «Динамо», посмотрим на тебя там!». Я набрался наглости и попросил разрешения прийти вместе с Зубковым :- «Мы вместе занимались, он знает то же, что знаю я», «Ну что же, приходите вдвоём» - разрешил Пантелеймон. Прихватив с собой кимоно и защитную амуницию, мы к назначенному часу прибыли в фехтовальный зал на улице Лачплеша. В фойе я встретил многих своих старых знакомых, было также множество новых лиц. Ко мне подошёл мой «старый» сэмпай, поинтересовался, где меня носило всё это время, и сказал, что Пантелеймон предупредил его о нашем приходе: «Учитель подойдёт к концу тренировки – сказал сэмпай – тогда и решим, что с вами делать». Тренировка началась с лёгкой и короткой разминки, затем последовала отработка ударов на боксёрских «лапах». Это было неожиданностью для нас, до этого мы били только по воздуху, или по деревьям – по «лапе» хороших ударов не получалось, первый минус нашего «одиночного плавания». Ну а потом последовала команда одеть «защиту» и встать в пары для кумитэ. Не помню, сколько боёв мы тогда провели – только кончался один бой, следовала команда взять нового партнёра, и так прошло более часа. Все противники были опытные и закалённые в спаррингах бойцы – нам тогда сильно досталось. По тогдашним неписанным правилам удары по корпусу проводились в полный контакт, в голову контакт был «дозированным». Помня о том, что нас постоянно «просматривают», мы собрали все силы и волю, чтобы дать достойный отпор и ни в коем случае не капитулировать, не отворачиваться, не убегать. К концу тренировки в зале появился Пантелеймон, просмотрел несколько боёв и дал сигнал к окончанию. Мы наскоро привели себя в порядок, смыв кровь с разбитых губ и носов и остались ждать его решения. «Ну, с тобой всё понятно – кивнул в мою сторону Пантелеймон – ты можешь заниматься здесь. А вот этого – указал он сэмпаю на Зубкова – ещё проверь» и ушёл из зала. Я остался, чтобы хотя бы морально поддержать друга. «Так, какие ката знаешь?» - спросил Зубкова сэмпай. «А какие надо?» - тут же поинтересовался Зубков. «То есть как – какие?» - не понял сэмпай. Зубков перечислил названия всех ката, которые мы всё это время самостоятельно отрабатывали. Нашим наставником был Игорь Врублевский, и мы владели всем «арсеналом» сборной СКА. Наверняка, сам сэмпай не знал столько, но он уже овладел собой – «Сделай Тэншо» - сделал он свой выбор. Зубков собрался и сделал одно из высших ката Сэн Э, немного торопясь от волнения, но в целом, достаточно хорошо. «Откуда вы мне такие на голову свалились – усмехнулся сэмпай – ладно, и ты оставайся!». Это была вторая наша победа – мы успешно сдали один из самых сложных экзаменов – доказали, что достойны заниматься вместе с самыми сильными динамовскими бойцами!
Наша новая группа была дружной и сплочённой, ведь каждый «боец» прошёл проверку на прочность и был беззаветно верен своему Учителю. А между тем, в небе над нами замелькали молнии, каратэ решено было «закрыть». Не помогло даже то, что мы прошли «комсомольскую аттестацию» (принесли комсомольскую характеристику с мест работы и учёбы, в которой было указано, что наше руководство не возражает против того, что мы занимаемся каратэ), а также дали подписку «не применять полученные навыки, кроме случаев реальной угрозы нашей жизни или здоровью». Усугубило наше положение ещё и то, что у Пантелеймона «не сложились отношения» с представителями закона. Вначале «нас попросили» из фехтовального зала, потом началась череда нескончаемых переездов из зала в зал. Мы снова начали заниматься в тренировочных костюмах, одевая кимоно только на море, «кочевали» по всем районам Риги, от Кенгарагса и Юглы, до Вецмилгрависа и Болдераи, но никому не приходила в голову мысль прекратить тренировки или поменять тренера на кого-нибудь другого «повыгоднее, перспективнее или престижнее».Слова заповедей Сэн Э не были для нас пустым звуком: 1. Чти учителя, уважай старших и будь предан Школе; 2. Помоги Школе, и Школа поможет тебе; 3. Сюда приходишь по желанию, но уходишь по решению товарищей; 4. Инструктором Школы может быть лишь тот, для кого совершенствование своей души и тела является делом всей жизни; 5. Бойцу школы не могут быть прощены предательство, трусость, подлость, двуличие; 6. Не применяй свои знания в ущерб другому, помоги слабому; 7. Не спрашивай, сколько противников и какие они. Где они? Вот твой принцип; 8. Если встретишь предателя и змею, сначала убей предателя, а змею… подумай;
Сейчас эти слова могут показаться чересчур жёсткими, но мы, зачастую, руководствовались именно ими, когда жизнь ставила нас перед выбором трудного решения. Занимаясь по три раза в неделю в сборной, мы по-прежнему массу времени проводили, практикуясь самостоятельно. В основном это были тренировки по ката, так как кумитэ нам с лихвой хватало у Пантелеймона, не забывали мы и дзюдо, «вылепляя» некий синтез для «реальных уличных ситуаций» и изрядно в этом преуспели.
Мы повзрослели, достигли «призывного возраста» и подлежали призыву на службу в Советскую Армию, о нравах жизни в которой уже были наслышаны. Уже четвёртый год шла необъявленная война в Афганистане, нельзя было сбрасывать со счетов и это, так что мы реально готовились к «лишениям и тяготам воинской службы». Понятие «откосить от армии» появилось как раз тогда, но оно не носило ещё массового характера. В нашем сознании человек, отказывающийся защищать Родину, был ущербным по определению. Мои деды воевали на фронтах Великой Отечественной, отец служил «срочную», я не видел причин, которые помешали бы мне пройти эту школу, поэтому, получив повестку из военкомата, 4 мая 1983-го года явился на сборный пункт без опозданий.
